Маргарита Бурсевич - Логово серого волка [СИ]

— Мне так жаль…

— Чего жаль? — все так же безразлично спросила я.

— Что тебе вновь пришлось пройти через все это.

И тут до меня дошло, видимо они, увидев тихо уходящих женщин, решили, что спасти никого не удалось. Проверяя свою теорию, я обернулась на Питера, который так и стоял пред шторой, опустив голову и не решаясь отдернуть ее в сторону. Он, как будто, тянул время, решив, что пока не знает наверняка, то еще какое-то время сможет жить в блаженном неведении. Неужели он не чувствует, что там три живых человека? Или они не видели помощниц и пришли, потому что не могли больше ждать? Тогда, вполне вероятно, он считает, что там акушерки и Руфь. А, возможно, он боится подключать свои возможности, чтобы выяснить правду. Наверняка для него эти часы были не менее тяжелыми, чем для каждого из нас, а скорее всего, и сложнее.

— Ваша жена и ваш сын спят, — сказала я ему в спину и отвернулась к огню.

Громкий судорожный вздох — единственное свидетельство того, что он меня услышал.

— Рома? — боясь поверить в мои слова, спросил Гай.

— Домой хочу, — я встала на ноги и положила руку на локоть своего отца. — Оставим семью наедине, им нужно.

Из избы я вышла не оглядываясь. Благодарность мне была не нужна, не для того меня учили помогать. Сказать самой тоже было нечего. Зато у меня есть важное дело, которое нужно было сделать уже давно.

Обратный путь оказался во стократ короче, словно не было этих наметенных сугробов и встречного ветра, который так и не унимался. Гай больше не задавал вопросов, видя, что беседовать я не настроена. Что тут скажешь? Все хорошо, что хорошо кончается, а остальное подождет. Молчать в компании седого оборотня всегда было комфортно, а теперь, когда чувствуешь в нем не только понимание, но и близкую родную душу, ощущаешь себя еще лучше. Покой, волнами исходящий от него, и крепкая рука, надежно удерживающая меня при ходьбе по глубокому снегу, все это часть моего нового дома.

— Устала? — все же спросил меня Гай, как только мы преодолели центральные двери.

— Нет, — честно ответила я.

Удивительно, но это было именно так. Словно не было часов напряженной борьбы, как будто не было всей этой ночи.

— Уверена? — сомнение было написано на его лице крупными буквами.

Сам же он выглядел на редкость помято и измотано. Синие круги под глазами, четко проявившиеся морщинки, которые прежде я не замечала, опущенные плечи, как под влиянием тяжелой ноши.

— Иди, отдохни, — положила я ладонь ему на небритую щеку. — А у меня еще дела.

Ждать его ответа я не стала и напрямик пошла в свою комнату, намереваясь привести себя в порядок. Вид у меня, должно быть, плачевный. Рукава испачканного кровью платья по-прежнему закатаны, волосы растрепаны, кожа лоснится от пота, который катил с меня градом несколько напряженных часов. Сейчас я, как никогда, похожа на ведьму из детских сказок.

Немного погодя, отмокая в большой лохани, от которой шел обильный пар, я прокручивала в голове последние события и слова, сказанные Полин. Видимо, меня нужно было хорошенько встряхнуть, чтобы я заметила и осознала многие вещи, которые прежде упускала из-за своей зацикленности на ложном чувстве вины. Мне и раньше говорили, что я не виновна в смерти Леи, но слышать от других и понимать самой — это разные вещи. Мне понадобилось много времени, чтобы прийти к выводам, которые сейчас казались такими логичными. Но это был трудный для меня путь.

Еще час спустя, я медленно шла по коридору, отсчитывая шаги, перед тем как открыть дверь, которую прежде миновала быстрыми шагами. Навстречу мне шел сморщенный низкий старичок.

— Ли Бэй, — привлекла я его внимание к себе.

— Я слушать.

А говорить-то и нечего. Поэтому я, просто приблизившись вплотную, поцеловала его в морщинистую щеку.

— Спасибо за все!

Мудрый старик не стал спрашивать, за что благодарю, он просто кивнул и продолжил свой путь.

Благодарность — странная вещь. Она не всегда бывает логичной, и приходится к месту. Вот и мне она сегодня была не нужна и Ли Бею не нужна. Просто мы делаем то, что можем, а остальное, не наш выбор, и не зависит от нас.

А вот и комната, которую я избегала все время, проведенное в замке Вульфа. Но все решено. Я толкнула дверь, и она бесшумно отворилась.

Большое пространство казалось насмешкой над маленьким мальчиком, лежащим на огромной кровати, не подходящей ему по размеру. К моему удивлению, здесь никого не оказалось. И только парящий таз с теплой водой и стопка чистых пеленок говорили о том, что совсем недавно его проведывали и позаботились обо всех его нуждах, пока Руфь отсутствовала. Я медленно приближалась, словно нашкодивший мальчишка к строгому отцу, и боролась с желанием сбежать. Шаг, другой, а потом ноги сами понесли меня быстрее. Появилось странное нетерпение и желание увидеть, узнать, познакомится с человеком.

Обложенный подушками и одеялами, он размахивал крошечными кулачками и кряхтел, жалуясь на то, что остался один. Маленький мальчик был одет в свободную распашонку, которая не мешала двигаться, а снизу закутан в пеленку для сохранения тепла. Забавная шапочка закрывала голову, но из-под нее виднелись светлые волоски, точно такого же цвета как были у его матери. Серые глаза серьезно рассматривали высокий потолок и бровки складывались домиком от неизвестной мне думы. Маленький, беззащитный, и совсем один.

Я вмиг забыла, что собиралась сказать или сделать. Глупо, наверное, но я, собираясь сюда, мысленно подбирала слова. Он же не поймет. А как мне объяснить, что случилось тогда, в тот злополучный вечер среди болот? Как рассказать, что мне безумно жаль, что он потерял родителей, и о своей роли в этом? Зачем я собиралась об этом говорить с младенцем, которому нет и двух месяцев? Но мне казалось это таким важным… А сейчас я стою и молчу.

— Ну, здравствуй, — шепнула я почти неслышно.

Может, он уловил этот неясный звук, а возможно просто заметил, что уже не один, но он посмотрел прямо на меня. Глаза блеснули сталью, маленький носик насупился, и Богдан громко задышал. А потом…

А потом он мне улыбнулся. Беззубой, кривой, дрожащей улыбкой. Ему было сложно контролировать свою мимику, и потому улыбка то пропадала, то вновь появлялась. Ножки стали активно сгибаться в коленях, а пятки ударяться о кровать. Ручки еще более живо замелькали в воздухе. Я не ожидала. Не думала, что меня будут так рады видеть. Словно он ждал, а я все не приходила.

— Маленький, ты прости меня, что я так долго, — сказала я ему, медленно опускаясь на колени перед кроватью.

Край как раз оказался на уровне груди, и было удобно, сложив руки перед собой, склониться над ребенком.